Почему важна приватность
Гленн Гринвальд был одним из первых репортеров, увидевших и рассказавших о файлах Эдварда Сноудена с раскрытием тайн о повсеместной слежке США за рядовыми гражданами. В этой резкой речи Гринвальд приводит доводы, почему необходимо заботиться о неприкосновенности частной жизни, даже если вы не делаете ничего, что нужно скрывать.
Никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств.
Существует целый жанр видео на YouTube, посвященный тому опыту, который, я уверен, переживал каждый из нас. Видео показывает человека, который, думая, что находится один, вовлечен в какое-либо экспрессивное действие — безумное пение, откровенные танцы, легкие сексуальные действия, а в итоге обнаруживает, что находится не один, что есть другой человек, который спрятался и наблюдает. Обнаруживая это, человек в ужасе немедленно прекращает то, что делал. Чувство стыда и унижения на их лицах очевидно. Это чувство можно описать так: “Это то, что я готов сделать, только если никто не смотрит”.
Это суть работы, которой я уделял особое внимание последние 16 месяцев, вопросу, почему важна неприкосновенность частной жизни. Этот вопрос возник в контексте глобальной дискуссии, порожденной раскрытием Эдвардом Сноуденом тайн о том, что США и их партнеры незаметно для всего мира превратили Интернет, когда-то провозглашенный беспрецедентным инструментом либерализации и демократизации, в беспрецедентную зону массового, поголовного наблюдения.
Существует очень распространенное мнение, возникающее в этой дискуссии, даже среди людей, которым неприятно массовое наблюдение, которое гласит, что нет никакого реального вреда, исходящего от этого масштабного вторжения, потому что только у людей, совершающих дурные поступки, могут быть причины скрывать и беспокоиться о своей частной жизни. Такое мировоззрение всецело основывается на предположении, что в мире есть два типа людей: хорошие и плохие. Плохие люди — это те, кто замышляет террористические акты или участвует в насильственных преступлениях, и поэтому у них есть причины скрывать то, что они делают, есть причины беспокоиться о своей приватности. В отличие от них, хорошие люди — это те, кто ходит на работу, приходят домой, растят детей, смотрят телевизор. Они пользуются Интернетом не для планирования взрывов, а для чтения новостей, или обмена рецептами, или для планирования проведения соревнований для своих детей. Эти люди не делают ничего плохого, и поэтому им нечего скрывать, у них нет причин опасаться наблюдения за ними государства.
Люди, которые обычно так говорят, вовлечены в экстремальный акт умаления собственного достоинства. В действительности они говорят: “Я согласился сделать себя настолько безобидным, безвредным и неинтересным человеком, что на самом деле не боюсь того, что правительство будет знать, что я делаю”. Такой образ мыслей, как мне кажется, нашел свою точнейшую формулировку в интервью 2009 года с давним генеральным директором Google, Эриком Шмидтом, который, когда его спросили о различных возможностях его компании вызывать вторжение в частную жизнь сотен миллионов людей по всему миру, сказал следующее: “Если вы делаете что-то и не хотите, чтобы другие знали об этом, может быть, вам изначально не стоит этого делать”.
Есть масса вещей, которые можно сказать о таком складе ума. Первая — это то, что люди, говорящие, что частная жизнь не очень важна, на самом деле в это не верят. Понять, что они в это не верят, легко. Они говорят о том, что приватность не важна, но своими действиями они предпринимают все меры для защиты своей частной жизни. Они создают пароли на электронную почту и учетные записи в социальных сетях, врезают замки в двери своих спален и ванных комнат. Все эти меры направлены на предотвращение проникновения других людей в то, что они считают своими частными владениями, и раскрытия того, чего они не хотели бы раскрывать другим. Тот же Эрик Шмидт, генеральный директор Google, приказал сотрудникам компании прекратить разговоры с онлайн-журналом CNET после того как CNET опубликовал статью, полную личной, персональной информации об Эрике Шмидте, которую они получили исключительно через поисковик Google, и используя другие разработки Google. Такое же расхождение можно увидеть с генеральным директором Facebook, Марком Цукербергом, который в знаменитом интервью 2010 года объявил, что приватность больше не является “социальной нормой”. В прошлом году Марк Цукерберг и его молодая жена купили не только свой дом, но и четыре соседних дома в Пало-Альто в общей сложности за 30 млн долларов для того, чтобы обеспечить возможность насладиться зоной конфиденциальности, не позволяющей другим людям наблюдать за тем, что они делают в личной жизни.
Последние 16 месяцев, что я обсуждал эту тему по всему миру, каждый раз кто-то говорил мне: “Я не особо беспокоюсь по поводу вторжения в личную жизнь, потому что мне нечего скрывать”. Я всегда отвечаю им одинаково. Я достаю ручку, пишу адрес своей электронной почты и говорю: “Вот моя почта. Я хочу, чтобы вы, придя домой, отправили мне пароли ко всем вашим учетным записям, не только к банальной, приличной рабочей почте, но ко всем, потому что я бы хотел иметь возможность покопаться в том, что вы делаете онлайн, почитать, что захочу, опубликовать то, что покажется мне интересным. В конце концов, если вы не плохой человек, если вы не делаете ничего плохого, то вам не нужно ничего скрывать”.
Ни один человек не принял моего предложения. Я каждый раз добросовестно проверяю свою почту, но она пуста. И тому есть причина, которая заключается в том, что мы, будучи людьми, даже те из нас, кто на словах отрицает важность собственной частной жизни, инстинктивно понимаем ее чрезвычайную важность. Правда в том, что люди — социальные животные. Это означает, что у нас есть потребность в том, чтобы другие люди знали, что мы делаем, говорим и думаем. Именно поэтому мы добровольно публикуем информацию о себе онлайн. Но в том, что означает быть свободным и реализовавшимся человеком, не менее важно иметь место, куда мы можем пойти и быть свободными от осуждающих взглядов других людей. Есть причина, почему мы стремимся к этому, и она заключается в том, что у всех нас, не только у террористов и преступников, а у всех нас, есть что скрывать. Есть многое, что мы делаем и о чем думаем. Мы готовы рассказать об этом своему врачу, юристу, психологу, супругу или лучшему другу, но мысль о том, что об этом узнают другие, приводит нас в ужас. Каждый день мы принимаем решение, о каких наших словах, мыслях или действиях мы готовы рассказать другим, а какие предпочли бы скрыть от посторонних. На словах люди с легкостью могут заявлять, что они не дорожат своей частной жизнью, но их действия опровергают подлинность этого утверждения.
Есть причина, почему люди так повсеместно и инстинктивно жаждут неприкосновенности частной жизни. Это не просто рефлекторное действие, как дышать воздухом или пить воду. Причина в том, что когда мы находимся в состоянии, когда нас могут контролировать и наблюдать за нами, наше поведение кардинально меняется. Диапазон вариантов поведения, которые мы рассматриваем, когда думаем, что за нами наблюдают, значительно сужается. Это просто сущность человеческой натуры, которая была признана в социологии, литературе, религии, и практически во всех областях знаний. Есть десятки психологических исследований, которые доказывают, что когда человек знает, что за ним могут наблюдать, то его поведение становится гораздо более конформистским и податливым. Человеческий стыд — невероятно сильный мотиватор, равно как и желание его избежать. Вот почему люди, находящиеся под наблюдением, принимают решения, которые не являются продуктом их собственного “я”, а порождаются ожиданиями, возлагаемыми на них людьми или требованиями социальной ортодоксии.
Понимание этого было с наибольшей силой использовано для прагматических целей философом 18-го века Джереми Бентамом, который намеревался решить важную проблему, начавшуюся во время индустриальной эпохи, когда учреждения впервые стали настолько крупными и централизованными, что больше не могли наблюдать, и, соответственно, контролировать каждого члена по отдельности. Решение, которое он придумал, было архитектурным дизайном, который изначально должен был применяться в тюрьмах. Он назвал его паноптикум, главным атрибутом которого была постройка огромной башни в центре учреждения, в котором тот, кто контролировал это учреждение, мог в любой момент начать наблюдать за любым заключенным, хотя не мог постоянно наблюдать сразу за всеми. Решающую роль в этом дизайне сыграло то, что заключенные не могли заглянуть в паноптикум, в башню, и поэтому они никогда не знали, когда за ними наблюдали и наблюдали ли вообще. Что взволновало его больше всего в этом открытии, так это то, что это заключенные должны были предполагать, что за ними следят в любой момент, что послужит максимальным фактором для послушания и покладистости. Французский философ 20-го века Мишель Фуко понял, что эта модель может быть использована не только в тюрьмах, но и в других учреждениях, которые стремятся контролировать поведение человека: школах, больницах, фабриках, производственных помещениях. Он сказал, что такой тип мышления, эта структура, обнаруженная Бентамом, была главным средством общественного контроля для современных западных обществ, которые больше не нуждаются в явном оружии тирании — наказании, лишении свободы, убийстве инакомыслящих, или законном принуждении к лояльности той или иной партии, потому что массовое наблюдение создает тюрьму в сознании, а это гораздо более искусное, при этом гораздо более эффективное средство стимулирования соответствия социальным нормам или социальной ортодоксии, гораздо более эффективное, чем может быть насилие.
Самое культовое литературное произведение о надзоре и частной жизни — роман Джорджа Оруэлла “1984”, который мы все читаем в школе, и поэтому оно почти стало клише. Всякий раз, когда вы вспоминаете его в дискуссии о наблюдении, люди мгновенно отвергают его как неподходящий аргумент и говорят: “Ну, в романе “1984” в домах людей были мониторы, за ними наблюдали каждый момент, а это не имеет ничего общего с государственным надзором, с которым сталкиваемся мы”. Это текущее фундаментальное непонимание предупреждений, которые Оруэлл высказал в “1984”. Предупреждение, о котором он писал, было не о том государстве надзора, что постоянно следило за всеми, а о том, где люди знали, что за ними могут в любой момент начать наблюдать. Вот как рассказчик труда Оруэлла Уинстон Смит описывает систему наблюдения, с которой они столкнулись: “Конечно, никогда нельзя знать наверняка, наблюдают за тобой сейчас или нет. Можно только гадать, как часто и в каком порядке Полиция Мысли подключается к той или иной квартире. Вполне возможно, что они наблюдают за всеми и всегда”. Он продолжил: “Во всяком случае, они могли подключиться к вашей линии в любой момент. И приходилось жить, зная, что каждый звук кто-то слышит и за каждым движением кто-то следит, если только этому не мешает полная темнота. И люди жили так — в силу привычки, которая стала уже инстинктом”.
Такие религии, как христианство, ислам и иудаизм также постулируют, что есть невидимый, всезнающий орган власти, который в силу своего всеведения всегда наблюдает за тем, что вы делаете, а значит, вы ни на минуту не можете остаться одни, — основной фактор принуждения к покорности диктатам.
То, что признают эти, казалось бы, несравнимые труды, вывод, к которому они все приходят, — что общество, в котором людей можно все время контролировать, является обществом, порождающим соответствие, послушание и подчинение, вот почему каждый тиран — как самый явный, так и самый коварный — жаждет такой системы. С другой стороны, что еще более важно, так это пределы уединения, возможность пойти туда, где мы сможем думать, рассуждать, взаимодействовать и говорить без брошенных на нас осуждающих взглядов других, где пребывают исключительно творчество, изыскательская работа и особое мнение. В этом причина, почему, когда мы позволяем существовать обществу, в котором являемся объектом постоянной слежки, мы позволяем жестоко подрывать сущность человеческой свободы.
Последний пункт, который я хочу отметить о таком образе мышления, в котором только людям, совершающим нечто плохое, есть что скрывать и, значит, есть причины беспокоиться о своей приватности, — это то, что оно укореняет две разрушительных идеи. Первая из них состоит в том, что только те, кто заботится о неприкосновенности частной жизни, только те, кто будет искать уединения, являются плохими людьми по определению. Этого заключения нужно избегать по целому ряду причин. Самой главной из них является то, что когда вы говорите: “кто-то, совершающий плохие поступки”, вы наверняка имеете в виду планирование террористического акта или участие в насильственном преступлении. В то же время это гораздо более узкая концепция того, что имеют в виду люди, обладающие властью, когда говорят: “совершают плохие поступки”. Для них это, как правило, означает делать что-то, что представляет значимые проблемы для применения их собственной власти.
Другое крайне разрушительное, и, как мне кажется, еще более коварное внушение, которое берет начало в принятии такого мышления, — это то, что есть скрытая сделка, на которую согласились люди, принявшие такое мышление. Сделка эта состоит в следующем: если вы готовы сделать себя совершенно безвредным, совершенно безобидным для тех, кто обладает политической властью, тогда и только тогда вы можете быть свободны от опасностей наблюдения. Только инакомыслящим, бросающим вызов власти, есть о чем беспокоиться. Существует много причин, почему мы также должны оспаривать такое учение. Вы можете быть человеком, который в данный момент не желает этого делать, но в какой-то момент в будущем захочет. Даже если вы являетесь тем, кто решил, что никогда этого не захочет, тот факт, что есть другие люди, готовые и способные противостоять и бросать вызов тем, кто находится у власти — диссиденты, журналисты, активисты и многие другие — это то, что приносит всем нам коллективное благо, которое мы должны иметь желание сохранить. Показатель того, насколько свободно общество — не то, как оно обращается с хорошими, покорными и покладистыми гражданами, а то, как оно обращается с диссидентами и теми, кто противостоит ортодоксальности. Но самое главное основание состоит в том, что система массового слежения подавляет нашу собственную свободу всякого рода методами. Она ставит под запреты все виды свободы выбора поведения без нашего ведома. Известная социалистическая активистка Роза Люксембург однажды сказала: “Те, кто не двигаются, не замечают своих цепей”. Мы можем попытаться представить оковы массового наблюдения невидимыми или необнаруживаемыми, но ограничения, которые они накладывают на нас, не становятся слабее.
